И эти ноздри — кости, кожа, —
там, где берет начало тьма
первооснов, и этих губ тесьма,
под краской стянутых до дрожи,
И медь, которой жизнь поит
во сне тебя, развеяв кости,
и взгляда призрачного грозди,
где ты, как в сети, ловишь свет,
О мумия, и руки-спички,
чтоб ворошить тебе нутро,
в которых гробовая тень
обличье принимает птички,
И все, во что рядится смерть,
как в прихотливость ритуала,
и шепоток теней, и медь,
где черное нутро слиняло, —
Тебя ловлю я в эти сети
средь выжженных венозных троп,
и медь твоя, как мой озноб, —
вернейший роковой свидетель.
