— Что и говорить, чисто исландское убийство, типичнейшее, — сказал детектив Сигурд Оли прямо над ухом Эрленда — тот не заметил, как он вошёл.

— А? — переспросил Эрленд, пытаясь сосредоточиться на увиденном.

— Я говорю, кровавое, бессмысленное, да ещё совершённое без малейшей попытки скрыть содеянное, там, запутать следы, спрятать улики..

— Ага, — сказал Эрленд, — дурацкое, тупое исландское убийство.

— М-да, что и говорить, женщины, они такие. Контроль качества при их изготовлении явно хромает.

— Живи тут у меня, хорошенько подумай о себе и своём будущем. Я могу..

— Нет, — сказала Ева Линд. — Ничего не делай. Живи своей жизнью и не шпионь за мной. Не думай вообще обо мне и что я делаю. Если я не дома, когда ты приходишь с работы, не обращай внимания. Если я прихожу поздно или не прихожу вообще, ничего не делай. Если попробуешь вмешаться, я выметаюсь сей секунд, финита ля комедия, капито?

— Вся эта история — не моё собачье дело, одним словом?

— Именно, вся моя жизнь — не твоё собачье дело. Жаль, что ты раньше не сообразил, — сказала Ева Линд и отхлебнула из чашки.

Выпал шанс поебаться — не проеби его.

Была бы, как говорится, картошка, а причина для недовольства найдётся — её можно объявить переваренной, разваренной в кашицу, сырой, неочищенной, плохо очищенной, очищенной, не порезанной пополам, в соусе, без соуса, жареной, нежареной, слишком толсто нарезанной, слишком тонко нарезанной, слишком сладкой, недостаточно сладкой..

Ему было так страшно, что он даже попросил своего бывшего друга Иисуса забрать его на небо.

Эрленд всё думал о детях. Ведь дети же на самом деле не знают своих родителей. Понятия не имеют, что это за люди, их родители. Они ведь появляются на свет, когда родители прожили с полжизни — откуда же им знать их, как они знают, допустим, друзей? В родителях они видят только маму да папу, защитников да повелителей. И никогда детям не узнать, что за тайны эти два человека хранят вместе и по отдельности. В итоге выходит, что родители детям ничуть не ближе, чем любые другие люди, встретившиеся им на жизненном пути. Родители же держат детей, так сказать, на расстоянии вытянутой руки всё их детство и юность, и постепенно от связи между ними не остается ничего, кроме взаимной вежливости, взаимного уважения, которое происходит более из опыта совместной жизни, чем от подлинной любви. Или это только у некоторых родителей? У некоторых детей?

Нас, исландцев, жареным ту́пиком не корми, дай сказать какую-нибудь гадость про ближних.

Иногда им нечего было сказать друг другу. Иногда отец с дочерью бурно выясняли отношения. Но они никогда не говорили о том, что не имело для них значения. Никогда не обсуждали погоду или цены в магазинах, политику или спорт, моду и прочие подобного рода темы, на которые люди тратят уйму времени. С их точки зрения это была лишь бессмысленная болтовня.