Он шёл, положив на плечо мое руку,
он говорил, и мои губы двигались в такт его губам,
солнца порхали у него во рту,
ветер нас уносил.
Но как только я спросил: «Куда мы идём?» —
он тут же исчез, как призрак.
И вот я сбиваюсь с дороги, его потеряв:
вижу, как я иду,
слышу, как я говорю,
ветер треплет меня по плечу,
носом кровь идет у всех на виду.
Где его бледные губы,
где запах рук его в мокрой глине
и глаза, в которых рокочут миры?
Я разучился его видеть,
мне осталось стучаться в тупые лица,
в чужую сиреневую кожу,
в нелепые предметы —
я бездарен.

Эта птица навек рассталась с тобой —
она от лица твоего отделилась,
из кожи твоей родилась, но в пространстве скрылась,
крыльями бьёт, как руками ребенок, поднявший вой,
перед телом родного отца, лежащего на мостовой
с проломленной головой.

Это молот бьёт ледяной,
покуда крылья, сплетаясь и расплетаясь,
заполняют воздух, бьёт, попасть в твоё сердце пытаясь
и стараясь разбить твой затылок, который от крови ал,
и пространство вокруг застывает, и воздух живой
превращается в твёрдый кристалл,
и хватает лица твоего, чтоб заполнить его до краев.

Всё переполнено, лоб твой тяжёл, ты страшишься снов:
вот она, смерть, её тяжесть, её полнота.
Та черта, за которой таится проворный убийца,
покуда хлопает крыльями в небо взлетевшая птица.

Я мёртв, потому что у меня нет желания;
У меня нет желания, ибо я верю, что обладаю;
Я верю, что обладаю, ибо не пытаюсь делиться;
Пробуя делиться, убеждаешься, что ничем не располагаешь;
Понимая, что ничем не располагаешь, пробуешь отдать себя;
Пробуя отдать себя, убеждаешься, что ты сам ничто;
Понимая, что ты сам ничто, желаешь осуществиться;
Желая осуществиться, начинаешь жить