Если ты думаешь,
если ты думаешь,
если, девчонка,
думаешь ты,
что так, что так,
что так будет вечно —
бездумно, беспечно,
когда бесконечно
улыбки вокруг,
весна и цветы
то знай, девчонка,
поверь, девчонка,
девчонка, пойми:
ошибаешься ты.

Если уверена,
если уверена,
если, девчонка,
уверена ты,
что навсегда
эти розы румянца,
лёгкая поступь,
стремительность танца,
гибкое тело,
блеск красоты, —
что так, что так,
что так будет вечно,
то знай: далека,
далека бесконечно,
ой как далека
от истины ты!

Кончится праздник,
весна быстротечна,
планеты по кругу
вращаются вечно,
а ты не по кругу,
ты прямо идёшь,
к тому, что не видишь,
к тому, что не знаешь
и где ты улыбок
уже не найдёшь.
Там ждут, там ждут
тебя ждут морщины,
тройной подбородок,
угрюмые мины.
Так помни об этом
и розы срывай,
срывай розы жизни,
срывай розы счастья,
покуда тебе
улыбается май.

А если ты их
не срываешь, девчонка,
то, знаешь, девчонка —
ты дура, девчонка,
и тут уж сама
на себя
пеняй.

Возьмите слово за основу
И на огонь поставьте слово,
Возьмите мудрости щепоть,
Наивности большой ломоть,
Немного звёзд, немножко перца,
Кусок трепещущего сердца
И на конфорке мастерства
Прокипятите раз, и два,
И много-много раз всё это.

Теперь пишите! Но сперва
Родитесь всё-таки поэтом.

Род человеческий
мне дал безусловное право — быть смертным,
вменил мне в обязанность
цивилизованным быть,
от него получил я
воображенье и разум,
два глаза,
(у которых зренье испортилось,
правда, не сразу),
язык, на котором могу говорить,
нос, находящийся посередине лица,
две руки, две ноги,
кучу предков,
мать и отца,
возможно, братьев (откуда мне знать?).
Род человеческий
дал мне родню (включая отца и мать),
способность думать,
чувствовать,
волю свою проявлять
(последнее в очень умеренном виде),
дал сердце и печень,
тридцать два зуба,
пальцы (на каждой конечности ровно пять).
Род человеческий..
Я на него не в обиде.

Ночь осторожно упала
в почтовый ящик.
Смотрит на сумрак устало
будильник вещий

Надо встать в темноте
и, натыкаясь на вещи,
туфли искать. И ты
их терпеливо ищешь

Кофе согрет давно,
Тает дремота.
Счастье у нас, у смертных, одно:
работа.

Ах дождик над пастушкою
заезженный мотив
вагоны друг за дружкою
везет локомотив

ложбинами зелёными
лугами среди рос
гремит перед вагонами
лукавый чаровоз

ах дождик над пастушкою
над грохотом полей
над ушлою простушкою
цивилизацией

Я снами так богат, что выбор невозможен:
должно быть, миллион
скопился за года, и каждый сон
рассказами о нем умножен.

Несу тебе дитя, плод этой веской ночи:
мерцают крылья, тень сияет, точно
в нем истина быть отраженной хочет:
так грани угольных пылинок отразят
живую ласточку, что прилетит назад.

Где сети брошены — там над водой буйки;
работать веслами устали рыбаки,
улов неважный — вперемешку с тиной;
рыб ветер задушил, а пламя прокоптило.

Зима близка; а что же твой улов?
Поля распаханы тяжелым плугом,
изучены равнины друг за другом,
и черепахи не выносят холодов.

Не суше сны твои хвоста морских сельдей
и строгих аксиом.
Поэзия мертва, и тайна вслед за ней:
так говорю я вам.
И если возвратишься в детство,
споткнешься ты, и никуда не деться:
тебя отняли от груди,
и что в ночи перед тобой? — гляди:
родители твои, и жизнь их впереди.

Я любил размечтаться, сам того не заметив,
о судьбе корабельной: неведомый груз
и пути, о которых судить не берусь, —
от причала к причалу, от рождения к смерти.

Моряки и корабль, что несется без страха,
это робкое «Я», — все они заодно:
всем добраться до порта или кануть на дно,
но на палубе вспыхнула драка.

Так и есть: за сокрывшими даль облаками
капитан углядел приближенье ненастья.
Доски палубы круто скользят под ногами,
и скрипят ненадёжные снасти.

Так и есть: разбегаются крысы,
исчезают и пленные — кто их отыщет?
Отлипают ракушки от днища.
Это время работы для мысли.

Ну, а что моряки? — на высокие мачты
залезают и скверными сыплют словами:
вот на рее приладили петлю, дурачась,
став совсем дикарями.

Так и есть: миновали жестокие грозы,
и корабль, далеко унесенный ветрами,
охраняем в ночи маяками,
и ножи убирают матросы.

Так и есть: мы уже не вернемся назад,
распрощавшись с враждебными нам берегами.
Жизнь есть сон, говорят;
как же мне раздвоиться между жизнью и снами?

Париж, который вы любили,
совсем не тот, что любим мы,
а в общем — то же изобилье
на нет сходящей кутерьмы.

Названья, адреса, маршруты,
ошибся там и сбился тут,
порядок встреч, часы, минуты:
не вспомнишь, как тебя зовут..,

Без плана вы бы не постигли
изгибов длинного пути:
ведь это только наши игры,
чтоб лучше время провести.

Грустно — Ницше сказал — в море гибнуть от жажды
и от мук идеала ну скажем
на пляже

Берег белая галька здесь путь наш прошёл
сесть в кружок небольшой
хорошо

Домик чтоб парижане вовсю отдыхали
где же штор колыханье
дыханье

Затошнило от качки над лёгкой волной
маяка разглядеть не дано
не случалось давно

На тарелках
фламандцы
уснули в пыли О речь
водяной цветок
мох зелёный Вдоль берега путь
долог после дождя
мы решили вернуться Страсбургский собор
согнул в молитве
единственную руку Дорога в кустарнике
темно
прыжок лягушки Листок качается падая
он
очень лёгок

Тень долгих вечеров ложится на перрон
об абиссинских замечтался я владыках
усевшись на порог в раздумья погружён
о мощи древней их о подвигах великих

Плющ на стене окутан сумраком густым
я не увижу львов тех что во время оно
в краю кентавров где не появлялся
Рим глодали кости из камней Девкалиона

Отрезанных ушей и мертвых светляков
минули дни зачем дразнить себя мечтами
о замыслах царей которых нету с нами

Пусть дом открыт — но на двери лежит засов
предопределена судьба и брошен жребий
Билет! Я должен быть уже в Аддис-Абебе

Приходит каждый день прилив,
как в дом — газета.
Прилив — незримых сил порыв,
источник света.

Он отрицает тишь да гладь,
он рушит скалы,
чтобы цветы потом создать
из минерала.

Его барашки к берегам
бегут проворно
и оставляют камни там
редчайшей формы.

С морской стихией мир сравнив,
заметишь вскоре:
сперва прилив, потом отлив —
весь мир как море.