Поэзию просил я к телефону
«Здесь не живёт она», — услышал я в ответ.
Искал поэзию в сверкающем оружье —
Но в армии совсем её не знали.
Искал поэзию на дне бокала —
И жажду утолить свою не мог.
Во все стучался двери — мне сказали:
«Мадам ушла. Её здесь нет».

Так кем же стать, по-вашему, я должен?
Иль уподобиться мне надо человеку,
Уснувшему на эокалаторе и вдруг
Смешно подпрыгнувшему? Кончились ступеньки!

Отправлюсь я один купаться в горьком слове,
Я буду камешки кидать подальше в моpe,
Смотря, как вдалеке мигают маяки.
На улице я буду тыкать в окна палкой,
К её концу птиц мёртвых привязав.
Я буду на заре без устали кричать:
«Старьё берём! Старьё берём! Эй, люди!»
Как солнце, я разлягусь на скамейках
Полуденных.. И разве нет в метро местечка
Тому, кто для глухих решился петь?

Безумье встретил я на набережных Сены.
Все кланялись ему, но мне его прическа
Совсем не нравилась.
Увидел я клыки,
Наточенные по последней моде,
Но преступленье мне от этого не стало
Казаться более изящным и красивым.

Пошёл бы в церковь я, там сел бы отдохнуть,
Да запах благовоний мне противен.

На перекрёстках я поэзию искал,
Но занята была она тогда.
Чем занята — никто мне не сказал.
Я нищий. Я прошу: подайте, господа!
Из милости поэзию подайте!

В лесах взлетают без оглядки
Предположенья и догадки
Мерцанье звезд и светляков
Вошло друг в друга сквозь покров
Душистой ночи Стрижи сидят на скатах крыш

Голос потоков рокочет пока я
Слушаю эту грозу засыпая Не оставляет меня пробуждая
Память о доме как память о рае

По швам порви
Дружок
Карман мой тощий
Пусть свора ключей
Кровопийцы-ключи
В помои канут
Да поглотит их слякоть
Ну же
Если юбкой своей затрапезной
Заметет их метла
Им же хуже
Если хлипкий блюститель и в ус не дует
Морду в кровь
Нога заарканена
Ради ключей канувших
Все равно мне
Пускай себе дамы
С гримасами постными
Когда я мимо иду
От меня свои двери запирают мысленно
Что с того мне
Знай
Я только тебя люблю

Маркиз там ездит на мотоциклетке,
Там под бебе рядится старый кот.
Сопляк там ходит в дамской вуалетке
И, трам-пам-пам, пожарник помпы жжёт.

Гниют на свалке там слова святые,
Слова пустые подняты на щит.
Там бродят ножки дочерей Марии,
И там спина эстрадницы блестит.

Там есть ручные тачки и повозки,
Автомобилей там невпроворот.
Суют во всё свой нос там недоноски,
А трус иль плут во сто карат идёт.

Видальщины, скажу я без обиды,
Навидишься у этих берегов!
Девиц невидных, потерявших виды,
Бандитов видных, с виду добряков,

Самоубийц, кидающихся в воду,
Тузов без карт, под видом правды ложь,
И жизнь идёт там через пень колоду,
И ценности не ценятся ни в грош.

«Нет, колебанье бесполезно.
Всё ясно для меня.
Я говорю из тьмы железной
Для завтрашнего дня».

В одной из чёрных одиночек
Шёл разговор всю ночь.
«Согласен, — шепчет переводчик, —
Нам кое в чём помочь?

Жить, как мы все. Пусть на коленях.
Но жить. Согласен жить?
Шепни нам только слово, пленник,
Чтоб волю заслужить.

Шепни хоть на ухо, — и тотчас
Дверь настежь из тюрьмы.
Взвесь и прикинь, сосредоточась:
Не так уж скупы мы.

Смахнуть с земли тебя легко мне.
Легка любая ложь.
Но вспомни, вспомни, только вспомни,
Как белый день хорош».

И тот ответил: «Бесполезно.
Все ясно для меня», —
Так он сказал из тьмы железной
Для завтрашнего дня.

И довод прозвучал последний:
«Как люди ни чисты,
Но платят за Париж обедней, —
Плати за жизнь и ты».

Шпион ушёл с достойным видом,
Скрывая торжество,
И шепчет узник: «Нет, не выдам,
Не выдам никого.

Пусть гибну. Франции известен
Мой лозунг боевой.
За столько слов её и песен
Плачу я головой».

Опять вошли, ведут под стражей
На немощёный двор.
И рядом вьется скользкий, вражий,
Немецкий разговор.

Но что ни скажут — бесполезно.
Молчал он, честь храня,
Под пулями, во мгле железной
Для завтрашнего дня.

Под пулями успел он фразу
Пропеть: «К оружью, граж..» —
И грянул залп. И рухнул сразу
Товарищ славный наш.

Но «Марсельеза» стала скоро
Той песнею другой,
Той самой лучшею, с которой
Воспрянет род людской.

Как пахнут черникой
Корзины и мрак!
Нам тайной великой
Казался чердак.

Теней королевство,
Былой аромат.
Внизу, по соседству,
Портретов парад.

Вот кресла хромые,
Приметы игры,
И тени немые,
И сны детворы.

Но кто там? Возможно,
То я.. или он..
Пусты и тревожны
Глаза у окон.

Соломинки колки
В полях за рекой,
Где крик перепёлки
Рвёт летний покой,

Сел ветер у края
Прозрачной воды,
И цапли, шагая,
Глядятся в пруды.

Мне чудится: поезд
Пыхтит вдалеке.
На лозах покоясь,
День спит в ивняке.

Сны августа, тая,
Истомой полны.
Деревья ласкают
Лицо синевы.

Туманные фото
И времени бег..
О ком-то, про что-то
Забыто навек.