Сомненья жгут меня. И нет от них спасенья.
    Чей приговор я выслушать готов?
Кто мой судья? Я сам! Не будет снисхожденья:
    Мои глаза — глаза моих врагов.

О, как хотелось мне любить себя и славить
    И чтоб успех дела мои венчал,
Но как бы далеко ни простиралась память,
    «Ты виноват», — твердит мой трибунал.

Безмолвен адвокат, убийственны улики,
    Неумолимо точен прокурор,
И оправданья нет, и бесполезны крики,
    И вынесен мой смертный приговор.

Там, где грязь и крапива вокруг,
Из засады выскочив вдруг,
Для цирка украла цыганка
Графского сына из замка.

В то время как скорбно и пылко,
Обезумев, звала его мать,
Под самым куполом цирка
Ребенок учился летать.

Взлететь может каждый, кто хочет,
Цирк — огромный бумажный змей,
И летают под куполом ночи
Циркачи, что крадут детей.

Эти воры имеют крылья,
Эти воры научат вмиг
Улететь за холмы, что скрыли
Материнский тоскующий крик.

«О дитя, моё сердце разбито!
О, вернись под родительский кров!»
Он не слышит. Он с аппетитом
Уплетает похлёбку воров.

Сон подполз с воровской сноровкой,
Оглушил, словно горечь вина,
Голова рядом с миской похлёбки
Катится в море сна.

Сон летать приучает его,
Он не видит во сне ничего,
Только статуи видит, что сами
Ввысь взлетают, взмахнув руками.

Актёр в последний раз ногою бьёт о пол,
Актёр один. Напряжены все нервы.
Родятся в нём слова, и шлем на них Минервы
Когда они должны покинуть горла ствол.

Актёр скользит с небес. Из люка возникает.
Весь выпачкан актёр: он кровь свою теряет,
Затем что каждый день он умирает вновь,
Теряя белую и золотую кровь.

Кровь белая течёт из головы актёра,
Кровь золотую надо зачерпнуть,
А красная ему прочерчивает путь,
В конце которого ждёт смерть с ним разговора.

Актёр кричит, в движенье приведен
Прикованным к нему тысячеглазым залом;
Когда актёр пронзен лучом или кинжалом,
Богам бросает вызов он.

Сбежал бы прочь актёр. Не смеет. Акт за актом
Идет за драмой он, иного нет пути:
Подмостки не дают спасенья обрести,
Чудовищным он связан с ними пактом.

Актёр выходит кланяться. Ну что ж..
Партер потрескивает хворостом ладоней,
Покуда занавес, как гильотины нож,
Не срубит голову, склонённую в поклоне.

И вот уж царственная эта голова
Среди следов кровавых ищет тело;
Всё рушится вокруг, и ни к чему слова:
Теперь уж машинист здесь примется за дело.

И публика спешит уйти. В ней нет любви,
Одно желание — спастись от катастрофы..
А завтра снова день. Вставай, актёр, живи!
И сердце подготовь для завтрашней голгофы.

Ложной улицы во сне ли
Мнимый вижу я разрез,
Иль волхвует на панели
Ангел, явленный с небес?
Сон? Не сон? Не труден выбор;
Глянув сверху наугад,
Я обман вскрываю, ибо
Ангел должен быть горбат.

Такова, по крайней мере,
Тень его на фоне двери.