Сколько раз я потом пересматривал «Вечный сон», не знаю, не поддаётся подсчётам, но этот раз был первый, а что может сравниться с первым разом? Ничто. Всё остальное лишь повторы, вариации, плагиат. Всё, что потом, уже продолжение. Тень. А первый раз — это подлинность. Первый раз на самом деле по-настоящему. Тебя исподволь затягивает прямо внутрь, вдруг оказывается, что это фрагмент твоей жизни, ты кладёшь палец на это мгновение и чувствуешь, как время бьётся, и одновременно понимаешь, что оно утекает, пульсирующее мгновение растекается в зыбком фарватере биения.

Видимо, воспоминания — как марки, они не соответствуют начальной стоимости, а медленно, но верно растут в цене в твоей личной коллекции, которую ты страхуешь дороже, чем своих детей.

Даже если всё время врёшь, что-то оказывается правдой.

Я шёл на новый личный рекорд, потому что, когда Педер называет меня недорощенным сморчком, дело серьёзное, тут шуточками не отделаешься. Если б он назвал меня клоп, я волынился бы, никуда не торопясь, услышав шлёп-нога, сто раз подумал бы, стоит ли вообще выходить из дому, а варежку посчитал бы сомнительным основанием просто для продолжения разговора. Но недорощенный сморчок — это дело серьёзное, как минимум пожар высшего разряда в парке Фрогнер.

Ты спрашиваешь о смерти, но я ничего не знаю о ней, а знаю только о жизни, поэтому могу лишь рассказать, какой вижу смерть: или она окончание жизни, или переход к иному способу существования. И в том, и другом случае бояться нечего.