Тяжёлая болезнь, как правило, приводит к солипсизму. С той же неизбежностью, с какой космическая «чёрная дыра» глотает всё, что имело несчастье очутиться в пределах её досягаемости, интересы больного сужаются до крошечной точки — его собственного «я». День кажется вечностью. От меня не ускользает ни одна мелочь: я замечаю, как по-черепашьи медленно передвигаются по стенам с облезлой штукатуркой солнечные пятна, ощущаю фактуру простыней под ладонями и их запах, лихорадку, что набухает внутри, как рвота, а затем неспешно выгорает дотла в топках моего мозга, и, конечно, боль.