Когда меня нет,
выключен свет.

Письменный стол,
окна и двери,
пол, потолок,
люди и звери,
суша и море,
дома, корабли —
все исчезает,
чёрт побери!

Когда меня нет,
то нет ничего.
Как доказать?
Проще всего:
я возвратился —
и свет.. включился.

Письменный стол,
окна и двери,
пол, потолок,
люди и звери,
суша и море,
дома, корабли —
все появилось,
чёрт побери!

Мне этот мир, ей-богу, мил!
Но я люблю его логично
за все те истины, что лично
в общенье с ним я получил.

Так с неизменным постоянством
люблю я время и пространство:
в них всё на месте.. Но притом
люблю я всей душой движенье
за неизбежность изменений,
люблю соответствие во всём;
когда явленья и предметы
имеют ясные приметы
и мы по форме и по цвету
их без ошибки узнаём:
у красного вина — цвет красный,
у неба синего — цвет синий,
у зелени — зелёный цвет;
у твёрдых тел видна прекрасно
статичность формы, чёткость линий,
а вот у жидких тел — текучесть
и постоянной формы нет.

Но если бы наш мир логичный
наоборот устроен был,
скажу вам честно, я бы лично
его по-прежнему любил..
Да! Я любил бы, без сомненья,
и неподвижное движенье
и ставший темнотою свет,
любил бы с прежним постоянством
я также время и пространство,
где ничего на месте нет
и где явленья и предметы
в несоответствии своём
такие обрели приметы,
что ни по форме, ни по цвету
мы их совсем не узнаём:
у красного вина — цвет белый,
у неба синего — цвет красный,
у нив зелёных — чёрный цвет,
у жидких тел видна прекрасно
статичность формы, чёткость линий,
а вот у твёрдых тел — текучесть
и постоянной формы нет.

Ну что ж! И это, несомненно,
готов принять я: кислых мин
не строит гражданин Вселенной,
её лояльный гражданин.

В потёмках Истории,
в сумраке ночи
иду я на ощупь,
всему удивляясь,
иду, спотыкаюсь,
и худо мне очень.

Я шляпу беру —
оказалась лягушка.
Жену обнимаю —
а это подушка.
Погладил кота —
оказался утюг.
Окно открываю —
и чувствую вдруг,
что сырость чулана
в лицо мне струится;
я за чернильницу
принял мокрицу,
почтовый ящик —
за мусорный ящик,
свисток паровоза —
за птичьи трели,
гудок машины —
за умное слово,
плач принял за смех,
тьму принял за свет,
смерть принял за жизнь,
а себя — за другого.