Мне кажется, что Зализняк рассматривал людей как берестяные грамоты или берестяные грамоты как людей. Что-нибудь скромное, может быть, грязное, непонятное, невзрачное, — но он всегда искал и находил в этом человеке или в этой вещи что-нибудь необыкновенное, что-нибудь весёлое, что можно принимать со вкусом. То же, что и берестяная грамота: какой-то кусок бересты, список долгов или какая-то невкусная бытовуха, — а он всегда видел в этом кусочке что-нибудь фантастически новое, радостное и безумное интересное. Я думаю, жить с такими мозгами должно быть очень тяжело, и если не научишься радоваться мелочам и видеть радость, красоту и что-нибудь приятное в мелких вещах, то ты подохнешь в своём гордом одиночестве.

Про Успенского Зализняк рассказывал, что они куда-то ехали, ехали, и ему было хорошо с Успенским (всё, благодать!), и вдруг Успенский ушёл, потому что захотел пить чай. А это казалось Зализняку совершенно чудовищным, что желание какого-то глупого чая, который никому не нужен, может прервать такую прекрасную беседу.